ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

Окрестности Сочи, Адлера, долина реки Псоу и южная оконечность Черноморского округа

Из проданных вблизи Сочи участков земли, подробнее других осмотрели мы участок г. Мамонтова, заключающий в себе более тысячи десятин. На участке этом идёт деятельная работа: срубаются ненужные деревья и кусты, выкорчевываются пни и распахивается целина. Вообще говоря, г. Мамонтов принадлежит к числу тех светлых личностей, на которых с удовольствием останавливается взор каждого обозревателя здешнего края. Не жалея средств на заведение хозяйства на купленной земле, он часто расходует их с щедростью. Так, деревянный дом управляющего, привезённый на коммерческом судне готовым – откуда-то издалека, чуть-ли не из Херсона и сложенный вновь на берегу, обошёлся ему, говорят, до 12 т. руб., а с устройством при этом доме небольшой пасеки и питомника фруктовых деревьев, издержки его простираются до 20 т. рублей.

«Побольше-бы», говорили мне в Сочи, «таких богато-наделенных денежными средствами предпринимателей для Черноморского округа – и все пошло бы как по писанному: прибрежье украсилось бы дачами-дворцами, утопающими в зелени роскошных парков; долины превратились был в сплошные сады, а склоны гор, обращенные к югу, — покрылись бы виноградниками; у берегов, защищенных от морских непогод молами и брекватерами, закишели-бы сотни яхт и пароходов, переполненных приезжими туристами и больными, жаждущими свежего горного воздуха, яркой зелени и здорового купанья в море, под ласкающими лучами южного солнца. А в глубине гор, тем временем, расплодились бы тысячи хуторов и деревенек, окружённых заботливо возделанными полями и садами, занявшими места непроходимых ныне лесов…»

Вот в каких чертах обрисовал мне идеальное будущее южного прибрежья Черноморского округа один из сочинских обывателей-утопистов, помещающийся, пока, в ожидании блаженного времени, в довольно непривлекательной каменной избушке.

Я упустил из виду упомянуть, что из верховьев р. Сочи, верстах в 25 от берега моря, вывозится пальма, растущая там сплошными массами; по случаю бездорожья, она вывозится из гор на вьюках; так как в продажу поступают только совершенно целые куски, то получившиеся – при бросании с гор или рубке – трещины, бросаются. Ежегодный вывоз пальмы доходит до 100 т. п.; присоединив же сюда и все бракуемое количество, — обыкновенно 2/3 всей заготовки, имеет 300 т. пуд. Ежегодно срубаемого многоценного материала. Пошлины, в таможенное ведомство за вывозимую пальму, взимается по 15 к. от пуда. Как велика вся масса растущего в Черноморском округе пальмового дерева, к сожалению, неизвестно. В настоящее время, говорят, Николаевским адмиралтейством сделан пробный заказ некоторого количества пальмового (и кизилевого) дерева, и если оно окажется удовлетворяющим потребностям – для отделки кают судов и проч., то за этим первым заказом последует и другой, уже в значительном количестве, — что, несомненно, повлияет на возвышение цен на это красивое и плотное дерево.

Вторая поездка из Сочи была сделана нами в деревню «Раздольную». Вначале ехали берегом моря, по сыпучим пескам; затем, повернув налево, поднялись на гору и несколько времени едва пробирались по тропинке, среди густого леса и ползучих растений. Спустившись вниз с горы, по крутой и избитой выбоинами тропе, прибыли мы в деревню Раздольную, раскинутую по долине, в количестве до сорока дворов. Речка Бзугу, протекающая по дну долины, принадлежит к общему типу горных речек: в сухое время она струится едва заметным ручейком, а в дождливое – бушует огромным потоком.

Долина р. Бзугу довольно широка, но извилиста, вся покрыта лесом, между попадавшимися по дороге деревьями часто встречались нам ореховые, инжирные и гранатные деревья. Цветок последнего отличается ярко-красным колером, резко бросающимся в глаза среди прочей зелени. Жители смотрели здорово и весело; между тем, говорят, два-три года тому назад, при начале водворения, они повально страдали лихорадками. Тут мы услышали рассказ поселян об убытках, причиняемых им чрез истребление посевов диким кабаном. Между прочим, они объяснили нам способ, с помощью которого дикий кабан достает себе в пищу плоды. Выбрав деревцо потоньше, но уже покрытое фруктами, животное становится у его основания на задние лапы и, навалясь всей тяжестью массивного тела на деревцо, пригибает его до земли и, сползая затем по стволу, сметает, так сказать, все фрукты на землю; по окончании это проделки, деревцо принимает прежнее положение, а сползший на землю хищник начинает уплетать рассыпавшуюся по траве добычу. Кроме кабанов, обижает поселян и рысь – известное хищное животное из породы кошек. Но рысь полей не трогает, а принадлежа к числу животных плотоядных, занимается потреблением мелких домашних животных, в том числе и собак, если только верный пес-сторож предпочтет вступить в неравный бой с непрошенным ночным посетителем хозяйского добра, а не поспешит запрятаться куда-либо подальше. По словам поселян, видевших не раз из окна хаты, как рысь распоряжалась у них на дворе, но боявшихся показать нос за дверь, приём, употребляемый рысью для захвата добычи, состоит в следующем: схватить наскоком в когти лап собаку, поросенка, овцу или маленького теленка, рысь закидывает добычу на спину и удаляется бегом, «в притруску», а при погоне – скачками. Таким образом, приёмы эти не отличаются от таковых же, усвоенных прочими хищными кошачьей породы. Кроме рыси, в трущобах лесных поселяне встречали и медведя – охотника до дикого мёда. Отыскав где-либо в дупле дерева пчелиный улей, медведь жадно набрасывается на мёд, пожирая его вместе с воском.

«Уморительно смотреть, — говорят поселяне, как степенный неуклюжий зверь, едва держась на качающейся древесной ветви, одной передней лапой спешит набить себе пасть мёдом, а другой отбивается от докучливых нападений пчёл. Иногда, не вынеся дружного натиска мириад пчёл, жалящих его беспощадно по всему телу, медведь грузно падает на землю и начинает кататься по траве, стараясь задавить неприятелей, набившихся ему, и в нос, и в уши.

Впрочем, ни в Раздольной, ни в других виденных мною деревнях, я не слышал ни об одном случае нападения на человека рыси или медведя, хотя оба зверя эти водятся на всем протяжении лесов округа. В усилиях защитить поля и хозяйство от истребления дикими животными, поселяне не остались без содействия местной администрации; кроме пороха. выдаваемого поселянам, в частую, бесплатно, они снабжены и самым главным орудием защиты – ружьями, переданными гражданскому начальству, по особенному ходатайству, из местных линейных батальонов, получивших ружья новейших систем. Поселяне питают большую благодарность за оказанную им, таким образом, практическую помощь; «а то без ружей совсем житья не было от проклятого зверья», — говорили они.

Нелишним считаю передать некоторые сведения о породах зверей и птиц, водящихся в лесах Черноморского округа. Как я уже сказал, кабан, рысь и медведь, водятся на всём протяжении лесов округа; затем следуют: шакалы, лисицы, барсуки, по берегам рек – выдры или порешни, куницы с превосходным мехом, продающимся на месте не менее 4-5 руб. за штуку, в чаще вековых лесов – олени и барс; иногда-же, из трущоб главного Кавказского хребта заходит тур, известный по своему массивному телу и рогам; водятся также куры и зайцы. Из птиц, оседло живущих замечателен фазан; особенно много этой птицы в части округа от Анапы до Туапсе; фазан составляет лакомое кушанье, в особенности для жителей наших северных губерний и обеих столиц, откуда, бывали примеры, приезжали в Новороссийск некоторые записные любители охоты, с целью, именно, пострелять фазанов. Разумеется, новороссийские знакомые таких страстных любителей благородной охоты за фазаном употребляли все усилия, чтобы количество убитой дичи вполне оправдывало цель приезда.

Из Раздольной в Сочу мы возвратились дорогой, по которой, в 1871 году, следовал Великий Князь Наместник Кавказский. И теперь, при сухой погоде, довольно тяжело и затруднительно было взобраться по этой – вернее-тропинке, чем дороге; до того она узка, крута и вся изрыта выбоинами. Что же было в проезд Его Высочества, в самую распутицу и период проливных летних дождей, когда каждая гора представляла из себя один сплошной родник воды, стремительно бегущей вниз по всем дорожками ложбинкам; когда в размокшей глинистой почве лошади тонули, скользили и оступались на каждом шагу?

Часть водораздела между рр. Бзугу и Сочи составляет участок в 200 десятин земли, проданный агроному П.В. Верещагину, имеющему в Москве агрономическую контору и обладающему обширными сведениями по части сельского хозяйства. Участок этот, спускаясь к морю, кончается лесом разных пород; вообще, прекрасный клочок земли, ожидающий лишь дельного начала, чтобы дать хорошие результаты по той отрасли хозяйства, устройству которой будет отдано предпочтение агрономом-владельцем.

Севши на прибывшую ночью в Сочи казенный пароход (шхуну), мы направились далее, параллельно прибрежью, и наконец, подошли к мысу Адлер, у устья р. Мзымты, куда тотчас-же и съехали. Ущелье Адлер довольно широко; склоны его покрыты лесом, а по дну протекает неизбежная речка; на берегу, у начала песков, разбросано несколько построек, заключающих бакалейные лавки; тут же склад провианта военного ведомства, а по обе стороны дороги лежат развалины укрепления св. Духа, составлявшего когда-то довольно сильный оплот противу горцев, а ныне представляющего одни жалкие остатки развалившихся стен и батарей, заросших деревьями и увитых плющом. Поэтические руины, напоминающие о бренности всего земного! Но без грустного чувства сожаления глядишь на них, а напротив, с чувством удовольствия: они служат выражением, что кипевшая так недавно на этих берегах губительная война, а с нею дикие грабежи и убийства, окончились безвозвратно, уступив место гражданскому процветанию края и открыв дорогу мирному труду земледельца.

К довершению поэтического настроения, овладевшего мной при обозрении развалин крепости св. Духа, мне напомнили о безвременной смерти на здешнем прибрежье известного нашего писателя, А. Бестужева (Марлинского). Он служил в экспедиционном отряде и убит в кровавой свалке с горцами, при движении войск из Адлера в Сочи; как известно, труп убитого остался в добычу неприятеля.

На берегу Адлерском, в опустелом, не знаю почему, казенном каменном доме, накормила нас отличным обедом поселянка, занимающаяся, кроме хозяйства в поле, прокормлением всех посещающих Адлер. У неё же мы запаслись свежим белым хлебом для будущих странствий по округу.

Рекомендую эту почтенную поселянку и её хлебосольный стол вниманию всех, кого, подобно мне, случайность или дела забросят в Адлерские палестины! Фамилия её – Литвиненкова.

Проехав по Адлерской долине верхами версты полторы, мы выбрались на чистое безлесное пространство, уходящее далеко вглубь гор и всё покрытое посевами всевозможных родов. Мы ехали дорогой, по обе стороны которой колыхалось целое море колосьев пшеницы, кукурузы и даже льна; изредка поля перемежались огородами и так называемыми «баштанами», т.е. посевами арбузов и дынь. Благодаря выпадавшим частым дождям, урожай обещает быть богатым; кукуруза, в особенности, поражает громадностью роста – выше головы всадника. Четыре года тому назад, Адлерская долина представляла вид крайнего запустения и была сплошь покрыта кустарниками и колючкой. Быстрому же превращению в возделанную ниву он обязана трудолюбию жителей, поселённых в ней деревень: Первинки, Молдаванки и Высокой. Деревни эти расположены так: по левому от моря боку ущелья, на небольшом холме стоит «Первинка»; по тому же направлению, в расстоянии от нея версты на три, раскинулась «Молдаванка»; деревня же Высокая находится в глубине долины, где последняя, суживаясь, переходит в неширокое ущелье.

Население деревни Первинки, по времени основания – старейшего гражданского поселения в округе, всё состоит из греков. В числе 20 семейств они явились в начале 1868 года из Кутаисской губернии, где, по переселении из Азиатской Турции, им почему-то не понравилось. Теперь они живут довольно зажиточно; сеют пшеницу, кукурузу и разводят табак. Домики их, снаружи, довольно чистенькие; лица покрыты здоровым загаром; лихорадками почти не болеют. Что им живётся здесь привольно – видно из того, что они все хлопочут, как бы перетянуть к себе и родичей, оставшихся в Турции; многим это удалось, так что, хотя население деревни, по документам, не превышает двух десятков семейств, но на деле их гораздо больше. Некоторые из первинцев пошли по пути внешнего прогресса и дальше: сбросили турецко-греческие шальвары и куртки и облеклись в европейские брюки и пиджаки, а двое или трое из этих новаторов щеголяли пуховыми круглыми шляпами, украшавшими их курчавые головы. Посредником в разговорах – «толмачём», служил житель той-же деревни – Шаинов – по фамилии, занимающийся мелкой бакалейной торговлей. По костюму, Шаинов смотрел уже решительно европейцем и небрежно поигрывал серебряной цепочкой, украшавшей его грязноватый жилет. К сожалению, фиолетовый цвет носа толмача обличал, что владелец его, вместе с прогрессом, сдружился с тем напитком, употребление которого так вредно в здешнем жарком климате. Ближайшие соседи первинцев – жители деревни Молдаванки. Почему у них и поля смежные и дорога общая. Соседство это сделалось яблоком раздора между двумя мирными деревнями. Дело в том, что протекающая по долине речка почти подходит к деревне Молдаванке и затем, делая извилину, удаляется от полей деревни Первинки. Таким образом, у молдован вода, что называется, под рукой, а греки должны возить её издали. Чтобы помочь беде, последние и вздумали провести к себе канаву, начав её в верховьях ущелья и проведя, по условиям местоположения, под самой дер. Молдаванкой. Чему жители последней противятся и по причине очень разумной – с точки зрения как гигиенической, так и сельскохозяйственной: неумело проложенная канава, в половодье, наверное, размоет берега и занесет поля песком, а в жаркое время года не замедлит сделаться источником лихорадочных миазм.

Проехав некоторое расстояние по дороге, идущей между полями, огороженными плетнем и миновав границу обеих деревень – ворота из хвороста попрёк дороги, мы прибыли в дер. Молдаванку. Расположение её такое-же, как и предыдущей деревни: маленькие домики, с хозяйственными постройками, рассыпаны по склону хребта и прячутся в тени деревьев. Нас пригласили во двор дома местного старосты Райляна. Из любопытства заглянув в хату, я увидел, что её хозяин перенес с собой и обычаи своей родины: в углу помещались образа, кровать завешана покрывалом в роде полога; около нея сложены, одна на другую, различные цветные ткани; на полках круги жёлтого воска; из-за печки выглядывает веретено и пачка прошлогоднего запаса льна.

Жителей в деревне до 50 семей, все молдаване, пришедшие в 1869 году из Бессарабской области; живут припеваючи, так как потребности их крайне ограничены: была бы саламета из кукурузной муки – национальное кушанье молдаван, а там – хоть трава не расти. Впрочем, все они народ очень трудолюбивый, без чего едва-ли достигнули бы теперешнего беспечального житья. Лица у молдаван открытые и простодушные; изредка встречаются физиономии с тонким, едва уловимым выражением в чертах хитрости и лукавства. Трудно поверить, а между тем доказано фактами, что молдаване – самые кроткие и смирные из всех поселенцев Черноморского округа, в тоже время самый драчливый и спорный народ между собой; ни один приезд в Адлер мирового судьи не обходится, чтобы у него не перебывало все население Молдаванки и притом с претензиями самого мелочного свойства: о какой-нибудь обиде словами, за курицу и проч. Бывший с нами местный начальник поселений, пожурив молдаван за такую страсть к жалобам, велел всем бывшим на последнем разбирательстве у мирового судьи отойти в сторону – и почти вся толпа двинулась. Разумеется, поднялся хохот, в котором приняли деятельное участие и сами бывшие жалобщики.

Вообще говоря, молдаване народ очень симпатичный; какая-то детская доверчивость и простодушие слышны в их словах; они готовы так же скоро помириться и забыть обиду, как быстро и поссорились. Поэтому, большая часть заявляемых мировому судье жалоб оканчивается примирением спорящих сторон.

Третья деревня «Высокая», расположена, как я уже сказал, в конце Адлерской долины, где боковые хребты суживаются. Отчего горизонт деревни, в противоположность её названия, очень ограничен. Жители – до 40 семей – выходцы из Херсонской губернии прибыли в Новороссийск в начале 1868 года, но как этот год, так почти и весь следующий прожили непроизводительно на казённых квартирах и казённом провианте, все бракуя места, предлагаемые им для водворения – благо в то время, по малолюдству, было из чего выбирать. Наконец, по собственному желанию, они водворены на теперешнем месте. Выбор оказался, однако, неудачным: неурожаи у них часты. Болеют лихорадками почти сплошь все. Ближайшее соседнее поселение «Ахштырь» отделено от них Мзымтой, самой большой и бурной рекой Черноморского округа, чрез которую и в хорошую погоду переправляются не в брод, а в каюке, а в дождливую – и не думай.

Бывали примеры, что рискнувшие переходить Мзымту в половодье, уносились течением и погибали. Между тем, по своим нуждам, жителям дер. Высокой часто приходится бывать на Ахштыре, где поселённые воинские чины благоденствуют под боком своих злополучных соседей. Имея хорошую покосную и под полями и огородами – землю. К довершению досадного положения жителей Высокой, Ахштырь есть одно из тех злачных мест, которые когда-то так радушно представлялись их выбору местной администрацией и почему они от него отказались – непонятно; разве, побоялись нелепых слухов о горцах, но и Высокая стоит неподалеку от той местности.

К искренней, неподдельной радости поселян, им было обещано местным начальством переселить их на заветный Ахштырь, как только водворенные там воинские чины повыйдут в отставку или бессрочный отпуск – в Россию.

Проезжая в обратный к берегу путь, но уже другой дорогой, проходящей по самой средине долины, между волнуемой лёгким ветром зелени посевов, мы остановились около поля, десятин десять в окружности, огороженного сплошь прочным плетнем и засеянного пшеницей; небольшое, оставшееся свободным от посевов, пространство было занято под жилые подстройки; тут же, на плотине, преграждавшей незначительный ручей, поставлена мельница с быстро-вертящимся колесом.

Приветствовал нас человек среднего роста, с орлиным носом на выразительном лице; на груди его красовался Георгиевский крест. Оказалось, что все огороженное поле, с усадьбой и мельницей, принадлежит этому седому, но ещё бодрому старичку – сербу происхождением, служившему в крымскую кампанию в греческом легионе и раненому в одной из битв с англо-французами. По окончании достопамятной войны, после долгих скитаний по белу свету, палладин этот приютился, наконец, под гостеприимную сень Черноморского округа и приписавшись простым селянином к деревне Молдаванке, усердно занимается хозяйством. Из храброго солдата-воина вышел не менее образцовый труженик-земледелец! Пример – достойный подражания!

Побеседовав с Георгием Еличем – так зовут почтенного ветерана-серба, и напившись светлой, холодной как лёд, воды из колодца при его усадьбе, мы отправились далее; мимоходом заехали на участки, состоящие в пользовании разных лиц на основании устава о сельском хозяйстве, но там, как и на подобных же участках в долине Сочинской, не оказалось никого и ничего, кроме крайнего запустения и дичи.

(продолжение следует)

Источник: Газета_«Кавказ»._1874._№066.pdf (wikimedia.org)